Владимир Вишневский: «Чтобы купаться в роскоши, нужно уметь плавать»

Владимир Вишневский написал много книг, его стихи лиричны и изящны. А прославили его знаме­нитые короткие стихотворные мудрости, которые давно «ушли в народ» и стали частью нашей жизни. В этих строчках и юмор, и глубокий смысл. Вишневский не только выдающийся поэт, но большой поклонник спорта, преданный болельщик многострадального футбольного «Торпедо». Мы решили поговорить с легендой о его друзьях­ спортсменах и о творчестве, конечно.

«Чучело для борьбы»

– Как у вас в детстве складывались отношения со спортом?

– Я возрастал в обстановке культа советского спорта. Все мое детство прошло сначала в созерцании телевизора, где достаточно часто показывали чемпионат СССР по боксу, а не только фигурное катание, которым я не увлекался. С детства я проявлял все более возрастающий интерес к силовым видам спорта – бокс, вольная и классическая борьба (это было время достижений наших борцов). О, какие были имена! Тяжеловес Йоханнес Коткас, Анатолий Парфенов, который потом прославился еще и исполнением роли эсэсовского громилы в фильме «Семнадцать мгновений весны». Борис Гуревич, чемпион Римской Олимпиады.

Сам я увлекался прежде всего борьбой, естественно, боролись мы в пионерском лагере. Но я с детства знал звезд советского спорта, и моя креативная мама с ее уникальным чувством юмора даже сделала мне чучело, для того чтобы я тренировался в борьбе. Я эту историю, как и многие другие, связанные со спортом, описал в моей недавно вышедшей авто­ биографической книге с таким необычным названием «Гехт» (это фамилия моего отца, которую я носил до 18 лет).

– Вы же и боксом интересовались?

– Да, я достаточно хорошо знаю историю советского бокса, начиная от таких звезд­ тяжеловесов, как Николай Королев и Альгирдас Шоцикас. В зрелости я познакомился со многими нашими прославленными боксерами, например с Борисом Лагутиным, книгу ему подарил.

– Сами боксировали?

– Совершенно естественно, что я однажды попал в секцию бокса. Профессиональным или успешным боксером я не стал, хотя у меня было два боя – две победы. Тренировался в московском дворце тяжелой атлетики «Труд» на Цветном бульваре. Моим тренером был Леонид Шейкман, чемпион Советского Союза. Там же работал знаменитый Лев Сегалович. Всё это были звезды советского бокса. В зрелости с Шейкманом я встретился и даже вечер устраивал с его участием. Два года занимался.

– Боксеры вас должны за своего принимать!

– Всю жизнь меня сопровождала дружба с боксерами, с силовиками, так сказать.

Выдающийся технарь и чемпион Европы Виктор Рыбаков, Александр Лебзяк, до ка­кого­-то времени тренер сборной, и другие боксеры. Дружил и дружу с самбистами и дзюдоистами. С самбистами, начиная с недавно ушедшего знаменитого Давида Рудмана, основателя школы «Самбо­70». Сейчас мы дружим с главным тренером сборной России по самбо Дмитрием Трошкиным, чемпионкой мира Ириной Родиной.

«Шефство над женской командой»

– Дружили по-настоящему или были знакомы?

– Ну что вы, это была совершенно естественная дружба. С моим ушедшим другом, выдающимся русским поэтом Алексеем Дидуровым, которого вся страна знает по песне «Когда уйдем со школь­ного двора», мы приезжали к ребятам из дзюдо, здорово общались.

И в футбол с ними играли, а какое­-то время даже весело шефствовали над женской сборной СССР по дзюдо.

– Мудрый выбор!

– Нас всегда больше женская борьба увлекала, это достаточно эротическое зрелище. Но и мои знания в боксе пригодились, несколько раз меня приглашали на российское телевидение, чтобы быть сокомментатором бокса вместе с Бори­ сом Скрипко, и я комментировал бои на главной арене.

– С пловцами были знакомы?

– Конечно. С самого детства дружу с моим земляком по Покровке Семеном Белиц­ Гейманом. Это прославленный советский, российский пловец, рекордсмен Европы, призер Олимпийских игр. Он сейчас живет в Америке, но мы по прежнему общаемся. Человек он общественный, щедрый, и помню, как он устроил на еще не снесенном стадионе «Динамо», около которого я жил, вечер для ветеранов плавания, и там были его друзья, коллеги, которые по-разному жили в ту пору. Это был очень теплый дружеский благотворительный вечер, я там выступал.

– При всем этом мы вас больше знаем как футбольного болельщика? Вас «Торпедо» еще в детстве накрыло?

– Да, я торпедовский болельщик, болею за эту бедовую команду, которая постоянно в каких-­то обломах, приключениях

Но мы всегда ей верны, как был верен и мой ушедший друг, классик Аркадий Арканов. За «Торпедо» болеют и Ширвиндт, и Швыдкой.

Я даже выступал в «Лужниках» перед игрой торпедовцев с ЦСКА, которую мы выиграли.

В футбол тоже играл неплохо, ну, так, сносно.

– А на Олимпиады вас приглашали слетать в составе группы поддержки?

– Меня приглашали несколько раз в группу поддержки, но в Атланту я сам не поехал, в Сеул меня по каким-­то причинам забраковали. Но зато выступал на разных предолимпийских событиях и в Брест ездил в 1988 году на сборы перед Олимпиадой.

– Какими вам наши спортсмены запомнились? Пловцы, например, которые триумфально выступили в Сеуле?

– Меня в пловцах, как художественное впечатление, всегда впечатляла пластика. Было видно, что это пловец. Какая­то особая пластика в походке, в движениях рук, причем не на дорожке, а в обычной жизни. И, конечно, пловцы того олимпийского набора отличались уровнем интеллектуальным, как, собственно, и мой друг Семен Белиц­Гейман. Это классика советского плавания, легенда.

Поэтому со спортсменами без всякого интеллигентского прогиба у меня всегда были естественные, дружеские отношения. Тем более что у меня много и стихов про спорт. И не только такие ернические, как: «В ту осень я любил спортсменку с толчковой левою ногой».

К сожалению, я до сих пор не сделал (может быть, уже не сделаю) спортивную книжку, хотя название для нее было – «Не так страшен спорт». Книга иронических и лирических стихов.

«Никогда он не был «Эдиком»

– У вас был кумир в спорте?

– Кумиром моим был и остается Эдуард Стрельцов. Когда­то в «Советском спорте» даже вышли мои стихи про Стрельцова, которые я напрочь утерял. В ту пору там работал такой хороший журналист Сергей Вешняков, он напечатал эти стихи. Впрочем, большого художественного значения они не имеют, но я с детства был одержим Стрельцовым как фигурой, как личностью. Я копировал (и всем очень нравилось), как он ходит, как он сутулится, как он вытирает предплечьем пот. От Стрельцова в моем личном футболе излюбленный прием – игра пяткой, игра в стенку.

Он был невероятно щедр на передачи и очень красиво пасовал, не был жаден до личных голов. Я даже помню, как учительница географии, помоему, в 8­м классе, зная мою увлеченность «Торпедо», отпустила меня с урока, потому что днем показывали матч «Спартак» (Трнава) – «Торпедо». Это был знаменитый матч, где Стрельцов, подрезав мяч и перебросив его через чехословацкого защитника, не давая мячу опуститься, положил его в ворота. И драка там знаменитая была, и еще играл великий вратарь, с которым мы подружились, Анзор Кавазашвили, который, хотя и перешел потом в другой клуб, для меня всегда был торпедовским вратарем.

– Как реагируете, когда Стрельцова называют Эдик? Меня прямо коробит от этого.

– Абсолютно согласен. Я на это смотрю так же, как на расплодившихся после смерти Высоцкого мемуаристов, которые говорили: мы с Володей Высоцким… Стрельцов никогда не был «Эдиком».

«Эдик» – это к паленым мемуаристам. Он не Эдик, он великий Эдуард Стрельцов, не только выдающаяся, но и трагическая фигура нашего спорта, нашего футбола. Я уже знал, что его подставили с этим судебным делом, с этим псевдоизнасилованием. Страшно сказать, но я с 1960 года, с 1­го класса болел за «Торпедо», это была звездная команда, чемпионы 1960 года, эти фамилии – Маношин, Гусаров, Медакин. Но Стрельцов тогда не играл. А когда он вернулся после отсидки, то так красиво играл! И когда его почему-­то убрали из сборной, я даже звонил в Спорткомитет с наивным мальчишеским вопросом: почему убрали Стрельцова?

– И что вам ответили?

– Ну, как на звонок графомана от спорта. Позже по поручению культовой радио­ программы «Ровесники» (я был членом совета «Ровесников», оттуда вышло много известных людей) я должен был организовать интервью со Станиславом Ростоцким, режиссером фильма «Доживем до понедельника». Я, волнуясь, позвонил на студию, стал спрашивать, как с ним связаться, пригласить. И услышал, как за кадром говорят: «Какой­то мальчишка двух слов связать не может». Вот с тех пор я стараюсь связать два и более слов. И вроде бы что-­то в этом достиг.

– Вы же и стихи спорту посвящали!

– У меня всегда какие-­то футбольные стихи писались, некоторые сейчас цитировать сложно, но когда-­то написал:

Когда бы мы попали в створ ворот.

Совсем иначе жил бы наш народ.

Когда бы жил иначе наш народ,

­ Конечно, мы попали б в створ ворот.

Или вот:

Традиции России вековые,

Для нас уже все матчи стыковые.

Когда­-то ввели в нашем футболе лимит ничьих. И тогда родилось:

Развеял мрак, под ночь TВ включив, футбольное кончалось обозренье.

И вдруг мне стало горько от прозренья, я в жизни исчерпал лимит ничьих.

Я дружил с Владимиром Маслаченко, который приглашал меня в свой эфир. И «О.С.П.­студия» даже сделала пародию на то, как комментатор Масленкин разговаривает с поэтом Вишкаковским про «Торпедо». Была такая очень смешная пародия на телевидении 90­х.

– Знания спорта вам помогали в жизни?

– Всегда участвовал в спортивных про­ граммах и шокировал молодое поколение тем, сколько я знаю про спорт. И это не бравада, видимо, за счет этого я много книг умных не дочитал. Но в советское время, когда я был школьником, была в тренде (задолго до слова «тренд») так называемая спортивная статистика. Я вырезал из «Советского спорта» фотографии, клеил казеиновым клеем. И часто шокировал тем, что помню героев Римской Олимпиады, кто такой велосипедист Капитонов, кто такой борец Борис Гуревич и т.д. Это не самые интеллектуальные знания, но этим я начинен.

– А как вы плаваете?

– У меня всегда были сложные отношения с плаванием. Плавать нормально я не научился, хотя есть стихи со словом «плавать». Когда-­то я, молодой поэт, написал:

Восторженно слушая россказни, не забывай о главном.

Чтобы купаться в роскоши, нужно уметь плавать.

И я всегда завидовал тем, кто естественно и хорошо плавает, и меня не раз в этом упрекал мой старший друг и выдающийся пловец Семен Белиц­ Гейман.

«Страдаю от редкого плавания»

– Вас прославили ваши короткие стихотворные зарисовки…

– Да, я устал отбиваться… Хокку – это трехстишие, танк – это пятистишие, у меня одностишия. Считаю себя серьезным лирическим поэтом, мои стихи вошли в антологию русской лирики. Да, на слуху чаще мои одностишия и мои короткие стихи. Но у меня много коротких стихов, связанных со спортом.

Есть, например: «По разу боксом все мы занимались».

Получилось так, что я небезызвестен благодаря коротким стихам, благодаря тому, что я открыл тренд одностиший, короткой однострочной поэзии, хотя в чистом виде я не являюсь его первоот­крывателем и никогда себя таковым не считал. Если процитировать какое­-то короткое самое популярное мое высказывание поэтическое, то это, конечно: «А я дзюдо любил и ДО».

– А вы для души плаваете? Сейчас у вас время на спорт есть какое-то?

– К сожалению, я плаваю реже, чем хотелось бы. Кстати, я больше люблю купание речное, чем морское. С детства это тарзанка. Конечно, недостатком моего образа жизни является редкоплавание, я бы сказал так. Я чаще писал об этом, чем плавал. Конечно, не повторяя лечеб­ных благоглупостей, понятно, что плавать надо и плавание – это уникальный вид физкультуры, которая разминает и массирует тело. Это понятно.

Я активно проповедую плавание в семье, с одной стороны, но сам примера не подаю. Но про все это и про спорт, в частности, немного про плавание есть в моих книгах, одна из которых называется, на первый взгляд, очень красиво и поэтично «Я!Аве,ухО»… Если вчитаться, название немного хулиганское, но во славу великого русского языка, самой успешной, на мой взгляд, нашей отрасли.

Хочется завершить нашу беседу такой ностальгической строфой:

О Спорт, ты – мир, как и ученье – свет! Винил моих воспоминаний.

Из детства вечное: «Привет участникам соревнований!»

Текст: Павел Садков